Наталия Земляная
Член союза художников России.
Член Международной федерации художников IFA.
Член Товарищества «Свободная культура».
В 1985 – поступление в ЛВХПУ им. В.И. Мухиной (Ленинград).
Знакомство с миром аналитического искусства. Сближение с участниками группы «Параллель», организованной в 1980-е годы Людмилой Куценко.
«Петербургский структурализм» – направление в петербургском искусстве, к которому относится творчество художника.
С 1989 года участие во всех выставках группы «Параллель» и в многочисленных масштабных выставочных проектах Ленинграда–Санкт-Петербурга.
С 2014 года организатор и куратор нескольких крупных арт-проектов, выставок и фестивалей.
Имеет более 10 персональных выставок.
«…Примечательно постоянное обращение к так называемым фигурам геометрического кода. Едва ли это обусловлено сознательной ориентацией на мифопоэтическую символику: квадрат как символ равенства, простоты, прямоты, справедливости; круг как символ цельности, бесконечности, завершённости; крест как символ высших сакральных ценностей, единства жизни и смерти; и так далее. Думаю, что для Земляной это формы, обладающие всякий раз особым звучанием, способные выразить целый спектр живых ощущений – от солнца, от земли, от воды, от тепла, от воздуха, от полета, от цветка… Можно перечислять до бесконечности. Как писал в свое время о формах Кандинский, «все это совершенно различные и совершенно различно действующие существа», существа с присущим каждому «духовным ароматом».
Взаимодействуя с цветом, каждая форма многократно расширяет диапазон выразительности: красный, желтый или синий, ромб не остается одной и той же формой. Далее, каждый цвет раскрывается во множестве вариаций – от светлого к темному, от теплого к холодному, и приобретает совершенно особые качества в зависимости от фактуры. Возможности языка форм и красок поистине безграничны, но, чтобы почувствовать это, необходимо длительное воспитание глаза. А ведь живопись обращается не только к зрению, она взывает к всему семейству чувств, к сердцу и уму, так что, пользуясь музыкальной аналогией, можно сказать, что картина исполняется всем человеческим существом, будь то художник или зритель.
Безусловно, Наталья Земляная одарена способностью пластического зрения, она владеет языком живописи и может свободно на нем выражаться…»
Сергей Даниэль,
доктор искусствоведения.
Наталия, наверно, будет правильно начать наше интервью с вопроса – кто Ваши учителя?
• Мои учителя – Людмила Викторовна Куценко, Александр Павлович Зайцев, Станислав Петрович Мосевич. Это школа Аналитического искусства, основателем которой являлся Павел Филонов. Кроме того, там есть непосредственное влияние Петрова-Водкина и Малевича. И это преемственность не только пластическая, но и непосредственная – через учеников учеников этих великих Мастеров.
Наташа, я знаю, что Вы православный человек. Как с Вашим искусством соотносится вера?
• Если говорить не только обо мне, но и о наших художниках-авангардистах, то, например, Стерлигов был верующим человеком. Я говорила с его учениками и читала его дневники. И он говорил: «Любая работа должна начинаться с молитвы». Для Стерлигова вера – это «духовно-нравственное объяснение художником пространства и времени того, что происходит в них и с ними самими. <…> Важен нравственный результат живописных отношений, живая форма бытия». Мне близко это понимание связи веры и искусства. Про духовное в искусство говорил и Василий Кандинский. Перечитайте его работу «О духовном в искусстве».
Меня всегда волновал вопрос, как происходит творческий процесс у художника, сам акт создания произведения.
• Согласна, это очень интересная и во многом закрытая тема. У меня столько о себе загадок, что я, например, пытаюсь навести справки о творческом процессе у других творцов. Я часто спрашиваю: а как у вас это? Я порой задаю такие вопросы как художникам, так и друзьям-музыкантам, поскольку процессы и законы творчества, по-видимому, едины.
Возвращаясь к Вашей художественной школе. Вы остаетесь в рамках системы живописной пластики, в которой работали Ваши учителя?
• Действительно, я чувствую, что следую этой системе. Для меня она естественна, но я вношу в неё свой индивидуальный подход, как эмоциональный, так и пластический. Иногда новый подход возникает во время общения с искусствоведами. Они замечают такие детали и нюансы, на которые я бы не обратила внимания. Это мне помогает в работе, и я очень благодарна им за их профессионализм.
Наталия, а на что для Вас похож язык живописи?
• Для меня язык живописи очень похож на язык музыки. И на язык математики. В двадцатом веке важным теоретическим и пластическим моментом становится понятие структуры как способа организации формы и ритма, как элемента архитектонической организации произведения, который становится важнейшим компонентом. А структура – это логика. И хотя к этой логике мы зачастую подходим интуитивно, это так. Кстати, у Павла Филонова в его труде «Канон и закон» говорится об интуитивности искусства. На этом пути, не связанном ни темой, ни сюжетом, художник дает полную свободу своей интуиции, причём одинаково хороша любая форма и любой цвет.
Сам творческий процесс всё равно нечто тайное, даже, я бы сказала, сакральное. А как Вы понимаете, что процесс завершен, что работа закончена?
• Когда картина закончена, ты физически это понимаешь. Ты можешь писать её годами, и в какой-то момент она оживает. И это невероятное ощущение. Это похоже на чудо. Как учил Филонов, надо «рисовать каждый атом». И когда каждый атом на своем месте, причём на своё место атомы ставит не художник, а что-то вне художника, вот тогда процесс создания картины завершён. И этот процесс абсолютно мистический. Я ловила себя на мысли, что я просто должна что-то делать, отключить голову, передвигать руками и ногами, а делают ЭТО за меня.
Вы говорите, что существует искусство живое и неживое. Что Вы подразумеваете под этим высказыванием?
• Люди, приходя в искусство, все меньше делают это ради постижения основных законов бытия. И, к сожалению, во многом сейчас живое заменяется неживым. Искусство заменяется дизайном, и многих это устраивает. Человек начинает потреблять «неживое», потому что отклика на «живое» у него уже не возникает. Увы, но искусство все больше превращается в бизнес. Подход к искусству становится все более утилитарным. Многие галереи начинают работать на это, на «неживое».
Есть ли смысл создавать «живое», если оно все менее востребовано?
• Есть! Это мой выбор. Я так устроена. Я так живу. Я такое животное… Я думаю, что люди должны стремиться к тому, чтобы изживать из себя этого «мертвого человека», который потребляет все неживое. Тенденция омертвления на любых уровнях становится все очевиднее, увы. И в образовании, и в отношениях, и в пище и так далее. И в искусстве эта тенденция есть. Например, картины могут быть яркими, эффектными, броскими, продаваемыми, но, по сути, они мёртвые.
Почему же они такие продаваемые?
• Потому что многих это устраивает, потому что многие люди откликаются на этот код «мертвой» живописи. Это может быть дизайнерская живопись. Но это пустая живопись. Есть просто изображение, а за ним ничего. Пустота…
А что Вы считаете ценным в искусстве?
• Каждое произведение искусства – дитя своего времени. Искусство во все времена – это некий код, который запечатан на века в полотне или другом произведении искусства. Он, может быть, и распечатается, расшифруется лет через 500 или больше. И Рембрандт, и Вермеер были ведь надолго забыты, а потом «вдруг» оказались востребованы. Но ведь ни что не случайно. Почему их работы и других гениев ценятся, как целый город с его инфраструктурой, материальными ценностями? Обыватели думают, что это потому, что взвинтили цены. Но это не так. Эти полотна стоят именно столько! Эта их настоящая цена! И тогда возникает вопрос: а что же здесь такое? А это, господа, Божественная энергия… Это то, что сохраняет внутренние стремления духовно-нравственной атмосферы времени. И это то, что будет жить в веках. Поиски духовного присущи человечеству во все времена. Внутреннее настроение и Рембрандта, и Вермеера оказалось близко нам сегодня. Именно в подобных перекличках таится смысл искусства и его истинная (не материальная) ценность. И из горящего дома человек вынесет это, а не что-то другое. Вот в чем отличие мертвого от живого. И цены на настоящее живое искусство все равно растут и растут. Потому что душа человеческая живая. И она всегда это будет ценить.
В чём для Вас тогда главная задача искусства?
• Здесь все просто для меня. Помогать людям взглянуть на мир другими глазами.
Возвращаясь к Вашему творчеству, Вашей живописной школе, Вы соотносите себя со структурализмом, но ведь Ваша живопись очень эмоциональна, не так ли?
• Да, моя живопись очень эмоциональна, это так. Но школа у меня все-таки аналитической живописи. И эта самая структура у меня внутри. Посмотрите на любую из моих работ – они все очень структурированы. Это ритм, цветовые ритмические пятна, это все системно, это не импровизация. И даже импровизация системна. Например, Сергей Михайлович Даниэль, говорил, что в моем творчестве четко прослеживается ориентация на западную традицию, в том числе он подчеркивал, что в работах Робера Делоне и Пита Мондриана прочитывается четкая структура. Да, у меня это тоже присутствует. И я считаю, что структура не противоречит эмоции.
Наташа, а как рождается сюжет или замысел Ваших картин?
• Иногда они мне снятся. А бывает, что возникает идея, ты начинаешь ее воплощать на холсте, а рождается в итоге нечто совсем другое. А иногда этот процесс напоминает внутренний диалог шизофреника – когда одна часть тебя спорит с другой. Автор и критик. И если ты следуешь советам критика, то ты заходишь в тупик. И здесь опять о структуре. О математике. У картины есть свой алгоритм. Это только кажется, что это линии и точки. А на самом деле, это зачатие, формирование, развитие, рост и рождение. В какой-то момент ты можешь остановиться, потому что не знаешь, как дальше. Иногда ты это годами пишешь. И бывает, что надо подождать, когда оно само, каким-то неведомым тебе образом, проявится.
У Вас много работ пастелью. Вы предпочитаете пастель другим материалам?
• Пастель я люблю за возможность быстро выразить эмоцию. Масло – процесс длительный, но его я тоже люблю. Вот что точно не люблю, так это акрил, хотя весь запад перешел на акрил. Совершенно мертвая краска. Да, акрилом писал и Ротко, но он создавал уникальные техники! А пастель, акварель, масло для меня живые. Я предпочитаю эти техники.
Наталия, где в этом году можно будет увидеть Ваши работы?
• Этой весной я планирую, как минимум, две выставки. Одна из них будет в псковском художественном музее. Это будет большая выставка на пятистах квадратных метрах в прекрасном пространстве. Я люблю большие пространства, в них ты как будто выходишь во вселенную. Но это и очень ответственно, здесь надо высказаться как художнику. Вообще к выставке я подхожу, как к картине, через выставку я должна что-то дать зрителю. Человек, пришедший на мою выставку, должен уйти с неё другим. А вторую выставку мы делаем с Вами в Valeria Eliseeva Gallery. Обе выставки курирует искусствовед, старший научный сотрудник Русского музея Людмила Новомировна Вострецова.
Член союза художников России.
Член Международной федерации художников IFA.
Член Товарищества «Свободная культура».
В 1985 – поступление в ЛВХПУ им. В.И. Мухиной (Ленинград).
Знакомство с миром аналитического искусства. Сближение с участниками группы «Параллель», организованной в 1980-е годы Людмилой Куценко.
«Петербургский структурализм» – направление в петербургском искусстве, к которому относится творчество художника.
С 1989 года участие во всех выставках группы «Параллель» и в многочисленных масштабных выставочных проектах Ленинграда–Санкт-Петербурга.
С 2014 года организатор и куратор нескольких крупных арт-проектов, выставок и фестивалей.
Имеет более 10 персональных выставок.
«…Примечательно постоянное обращение к так называемым фигурам геометрического кода. Едва ли это обусловлено сознательной ориентацией на мифопоэтическую символику: квадрат как символ равенства, простоты, прямоты, справедливости; круг как символ цельности, бесконечности, завершённости; крест как символ высших сакральных ценностей, единства жизни и смерти; и так далее. Думаю, что для Земляной это формы, обладающие всякий раз особым звучанием, способные выразить целый спектр живых ощущений – от солнца, от земли, от воды, от тепла, от воздуха, от полета, от цветка… Можно перечислять до бесконечности. Как писал в свое время о формах Кандинский, «все это совершенно различные и совершенно различно действующие существа», существа с присущим каждому «духовным ароматом».
Взаимодействуя с цветом, каждая форма многократно расширяет диапазон выразительности: красный, желтый или синий, ромб не остается одной и той же формой. Далее, каждый цвет раскрывается во множестве вариаций – от светлого к темному, от теплого к холодному, и приобретает совершенно особые качества в зависимости от фактуры. Возможности языка форм и красок поистине безграничны, но, чтобы почувствовать это, необходимо длительное воспитание глаза. А ведь живопись обращается не только к зрению, она взывает к всему семейству чувств, к сердцу и уму, так что, пользуясь музыкальной аналогией, можно сказать, что картина исполняется всем человеческим существом, будь то художник или зритель.
Безусловно, Наталья Земляная одарена способностью пластического зрения, она владеет языком живописи и может свободно на нем выражаться…»
Сергей Даниэль,
доктор искусствоведения.
Наталия, наверно, будет правильно начать наше интервью с вопроса – кто Ваши учителя?
• Мои учителя – Людмила Викторовна Куценко, Александр Павлович Зайцев, Станислав Петрович Мосевич. Это школа Аналитического искусства, основателем которой являлся Павел Филонов. Кроме того, там есть непосредственное влияние Петрова-Водкина и Малевича. И это преемственность не только пластическая, но и непосредственная – через учеников учеников этих великих Мастеров.
Наташа, я знаю, что Вы православный человек. Как с Вашим искусством соотносится вера?
• Если говорить не только обо мне, но и о наших художниках-авангардистах, то, например, Стерлигов был верующим человеком. Я говорила с его учениками и читала его дневники. И он говорил: «Любая работа должна начинаться с молитвы». Для Стерлигова вера – это «духовно-нравственное объяснение художником пространства и времени того, что происходит в них и с ними самими. <…> Важен нравственный результат живописных отношений, живая форма бытия». Мне близко это понимание связи веры и искусства. Про духовное в искусство говорил и Василий Кандинский. Перечитайте его работу «О духовном в искусстве».
Меня всегда волновал вопрос, как происходит творческий процесс у художника, сам акт создания произведения.
• Согласна, это очень интересная и во многом закрытая тема. У меня столько о себе загадок, что я, например, пытаюсь навести справки о творческом процессе у других творцов. Я часто спрашиваю: а как у вас это? Я порой задаю такие вопросы как художникам, так и друзьям-музыкантам, поскольку процессы и законы творчества, по-видимому, едины.
Возвращаясь к Вашей художественной школе. Вы остаетесь в рамках системы живописной пластики, в которой работали Ваши учителя?
• Действительно, я чувствую, что следую этой системе. Для меня она естественна, но я вношу в неё свой индивидуальный подход, как эмоциональный, так и пластический. Иногда новый подход возникает во время общения с искусствоведами. Они замечают такие детали и нюансы, на которые я бы не обратила внимания. Это мне помогает в работе, и я очень благодарна им за их профессионализм.
Наталия, а на что для Вас похож язык живописи?
• Для меня язык живописи очень похож на язык музыки. И на язык математики. В двадцатом веке важным теоретическим и пластическим моментом становится понятие структуры как способа организации формы и ритма, как элемента архитектонической организации произведения, который становится важнейшим компонентом. А структура – это логика. И хотя к этой логике мы зачастую подходим интуитивно, это так. Кстати, у Павла Филонова в его труде «Канон и закон» говорится об интуитивности искусства. На этом пути, не связанном ни темой, ни сюжетом, художник дает полную свободу своей интуиции, причём одинаково хороша любая форма и любой цвет.
Сам творческий процесс всё равно нечто тайное, даже, я бы сказала, сакральное. А как Вы понимаете, что процесс завершен, что работа закончена?
• Когда картина закончена, ты физически это понимаешь. Ты можешь писать её годами, и в какой-то момент она оживает. И это невероятное ощущение. Это похоже на чудо. Как учил Филонов, надо «рисовать каждый атом». И когда каждый атом на своем месте, причём на своё место атомы ставит не художник, а что-то вне художника, вот тогда процесс создания картины завершён. И этот процесс абсолютно мистический. Я ловила себя на мысли, что я просто должна что-то делать, отключить голову, передвигать руками и ногами, а делают ЭТО за меня.
Вы говорите, что существует искусство живое и неживое. Что Вы подразумеваете под этим высказыванием?
• Люди, приходя в искусство, все меньше делают это ради постижения основных законов бытия. И, к сожалению, во многом сейчас живое заменяется неживым. Искусство заменяется дизайном, и многих это устраивает. Человек начинает потреблять «неживое», потому что отклика на «живое» у него уже не возникает. Увы, но искусство все больше превращается в бизнес. Подход к искусству становится все более утилитарным. Многие галереи начинают работать на это, на «неживое».
Есть ли смысл создавать «живое», если оно все менее востребовано?
• Есть! Это мой выбор. Я так устроена. Я так живу. Я такое животное… Я думаю, что люди должны стремиться к тому, чтобы изживать из себя этого «мертвого человека», который потребляет все неживое. Тенденция омертвления на любых уровнях становится все очевиднее, увы. И в образовании, и в отношениях, и в пище и так далее. И в искусстве эта тенденция есть. Например, картины могут быть яркими, эффектными, броскими, продаваемыми, но, по сути, они мёртвые.
Почему же они такие продаваемые?
• Потому что многих это устраивает, потому что многие люди откликаются на этот код «мертвой» живописи. Это может быть дизайнерская живопись. Но это пустая живопись. Есть просто изображение, а за ним ничего. Пустота…
А что Вы считаете ценным в искусстве?
• Каждое произведение искусства – дитя своего времени. Искусство во все времена – это некий код, который запечатан на века в полотне или другом произведении искусства. Он, может быть, и распечатается, расшифруется лет через 500 или больше. И Рембрандт, и Вермеер были ведь надолго забыты, а потом «вдруг» оказались востребованы. Но ведь ни что не случайно. Почему их работы и других гениев ценятся, как целый город с его инфраструктурой, материальными ценностями? Обыватели думают, что это потому, что взвинтили цены. Но это не так. Эти полотна стоят именно столько! Эта их настоящая цена! И тогда возникает вопрос: а что же здесь такое? А это, господа, Божественная энергия… Это то, что сохраняет внутренние стремления духовно-нравственной атмосферы времени. И это то, что будет жить в веках. Поиски духовного присущи человечеству во все времена. Внутреннее настроение и Рембрандта, и Вермеера оказалось близко нам сегодня. Именно в подобных перекличках таится смысл искусства и его истинная (не материальная) ценность. И из горящего дома человек вынесет это, а не что-то другое. Вот в чем отличие мертвого от живого. И цены на настоящее живое искусство все равно растут и растут. Потому что душа человеческая живая. И она всегда это будет ценить.
В чём для Вас тогда главная задача искусства?
• Здесь все просто для меня. Помогать людям взглянуть на мир другими глазами.
Возвращаясь к Вашему творчеству, Вашей живописной школе, Вы соотносите себя со структурализмом, но ведь Ваша живопись очень эмоциональна, не так ли?
• Да, моя живопись очень эмоциональна, это так. Но школа у меня все-таки аналитической живописи. И эта самая структура у меня внутри. Посмотрите на любую из моих работ – они все очень структурированы. Это ритм, цветовые ритмические пятна, это все системно, это не импровизация. И даже импровизация системна. Например, Сергей Михайлович Даниэль, говорил, что в моем творчестве четко прослеживается ориентация на западную традицию, в том числе он подчеркивал, что в работах Робера Делоне и Пита Мондриана прочитывается четкая структура. Да, у меня это тоже присутствует. И я считаю, что структура не противоречит эмоции.
Наташа, а как рождается сюжет или замысел Ваших картин?
• Иногда они мне снятся. А бывает, что возникает идея, ты начинаешь ее воплощать на холсте, а рождается в итоге нечто совсем другое. А иногда этот процесс напоминает внутренний диалог шизофреника – когда одна часть тебя спорит с другой. Автор и критик. И если ты следуешь советам критика, то ты заходишь в тупик. И здесь опять о структуре. О математике. У картины есть свой алгоритм. Это только кажется, что это линии и точки. А на самом деле, это зачатие, формирование, развитие, рост и рождение. В какой-то момент ты можешь остановиться, потому что не знаешь, как дальше. Иногда ты это годами пишешь. И бывает, что надо подождать, когда оно само, каким-то неведомым тебе образом, проявится.
У Вас много работ пастелью. Вы предпочитаете пастель другим материалам?
• Пастель я люблю за возможность быстро выразить эмоцию. Масло – процесс длительный, но его я тоже люблю. Вот что точно не люблю, так это акрил, хотя весь запад перешел на акрил. Совершенно мертвая краска. Да, акрилом писал и Ротко, но он создавал уникальные техники! А пастель, акварель, масло для меня живые. Я предпочитаю эти техники.
Наталия, где в этом году можно будет увидеть Ваши работы?
• Этой весной я планирую, как минимум, две выставки. Одна из них будет в псковском художественном музее. Это будет большая выставка на пятистах квадратных метрах в прекрасном пространстве. Я люблю большие пространства, в них ты как будто выходишь во вселенную. Но это и очень ответственно, здесь надо высказаться как художнику. Вообще к выставке я подхожу, как к картине, через выставку я должна что-то дать зрителю. Человек, пришедший на мою выставку, должен уйти с неё другим. А вторую выставку мы делаем с Вами в Valeria Eliseeva Gallery. Обе выставки курирует искусствовед, старший научный сотрудник Русского музея Людмила Новомировна Вострецова.